Новости от 24.04.2024
38-я годовщина катастрофы на Чернобыльской АЭС: воспоминания ликвидаторов
Владимир Целуйко
Когда произошла авария, я проживал в Брагинском районе, был главным агрономом в элитном семеноводческом совхозе, выращивал овощи, кормовую свеклу на семена. Многие наши ребята из деревни работали на станции. В день катастрофы они сразу сказали: жить здесь теперь нельзя. Первые два дня, в субботу-воскресенье, ничего не чувствовалось. А в понедельник, когда ветер в нашу сторону подул, стало резко сушить губы, язык. Вода не помогала. Попил – на 5 минут хватает, затем опять сушит. Тогда дана была установка сверху – принимать йод с водкой, на 100 г по три капли йода, чтобы щитовидку защитить. Выпьешь – пару часиков не сушит. Но детям такого ведь не дашь. А у меня на тот момент двое сыновей было. Я на работе в конторе сидел, а напротив – садик. Смотрю, дети мои в песке играются, пока вся эта радиация в воздухе витает.
Первыми выселяли тех, кто ближе других к станции жил. А нам тем временем пришла телефонограмма, команда сверху: пооткрывать шлюзы, откинуть воду с каналов местной речки. Мы поехали за Березинец, который выселили (а ведь он дальше даже), предварительно надели противогазы. Поднимаем шлюз. Жарища – тучи ни одной. Я в противогазе уже задыхался. Снимаю, а вокруг стоит запах сероводорода. Там буквально километров 12 до станции было. И мы, мокрые от жары, высохли в минуту.
Первые автобусы для эвакуации за нами прислали 4 мая. Сказали ничего с собой не брать, только документы: мол, через 2 недели вернетесь назад. Люди покидали все, уехали и никогда уже туда не вернулись. Механизаторы, которые работали с нами, пахали весной, осенью умерли. Те, кто выжил, не избежали проблем со здоровьем.
Сегодня даже деревень тех нет. Савичи, где я жил, были на 500 дворов, а теперь они почти полностью закопаны. Мне говорили, что и мой дом закопали. Только в этом году на Радуницу я съездил туда посмотреть: стоит, а школа напротив – руины.
Екатерина Коваленя
В тот далекий 1986-й мы с мужем работали в Гомельском пароходстве. Я была поваром, а супруг мой – помощником капитана. Жили на пароходе, трудились весь сезон, пока речка не замерзала, после чего уезжали зимовать в Солигорск. Когда случился взрыв на Чернобыльской АЭС, мы вынуждены были груз толкать толкачом, щебень (в полуторакилометровой зоне от реактора), и дустом этим радиационным дышать. Последствия отразились на здоровье стремительно. Из-за высокой дозы радиации мне, еще тогда совсем молодой, дали II группу инвалидности. Я очень не хотела, просила, чтобы не ставили. Знала бы тогда, что несколькими годами позже уже получу пожизненно I группу… С 93 года из-за воздействия радиации я перестала видеть.
Николай Травков (единственный выживший из тех, кто работал на станции в момент взрыва)
На Чернобыльской АЭС я 10 лет работал инженером КИПиА (контрольно- измерительных приборов и автоматики). Когда произошла авария, нам сразу дали команду погасить все блоки, после чего мы спустились в подвал. Под землей было безопаснее. Ведь радиоактивные пары поднялись вверх, а мы на 12 отметку вниз ушли. Через неделю приехали бэтээры и вывезли нас в чистую зону, за 90 км от станции. Семью эвакуировали раньше. Где-то спустя месяц мы встретились в Минске. За свою жизнь, я, можно сказать, прошел и огонь, и медные трубы. До Чернобыля я был на испытании атомного оружия на Новой земле, и знаю всю эту «кухню», знаю последствия любой аварии. Беда в том, что наши люди порой мало информированы либо не владеют информацией вообще. После взрыва на АЭС никто не знал, как себя вести. Даже ликвидаторы. Их просто кинули: спасайте, как можете. Тот же простейший респиратор «Лепесток» благодаря ткани Петрянова задерживал радионуклиды лишь на 2 часа, затем маску следовало менять. А люди, занимаясь ликвидацией, утром ее надевали и носили целый день… А как спать лежаться – снимают. Вся беда от незнания.
Владимир Каменков, председатель комитета «Ветеранов Чернобыльцев»:
После того как случилась авария на Чернобыльской АЭС, обычных людей из чистых мест одели в военную форму и направили на ликвидацию последствий – более 800 тыс. человек, включая 115 тысяч из Беларуси. И я в их числе. Нас поселили в палатки там, где до эвакуации проживало местное население. Чтобы прекратить выброс радиации, со всего СССР слетелись вертолеты засыпать реактор песком, глиной, свинцом и другими материалами. Но когда реактор был засыпан, появились опасения, что от нагрузки его основание может просесть. Тогда позвали шахтеров, которые вырыли тоннели, под ними укрепили подушку и, чтобы не было разогревания реакторов, провели охлаждающую систему. Если бы они этого не сделали, то мог бы произойти взрыв третьего ректора (пришлось бы эвакуировать и Гомель). Затем начались наземные работы. Были призваны войска, которые определяли, где какой уровень радиации, и заносили показания на карту. А простые люди, призванные на ликвидацию, должны были проводить наружную дезактивацию: специальным составом обрабатывали крыши. Также они вывозили радиоактивный грунт на радиоактивные могильники, которые сами же строили. Будучи главным радиологом, и наблюдая за всей этой возней, я понимал: нельзя очистить местность от радиации полностью, нет смысла все это делать жертвами людей, нужно просто оставить эти места. Но пробиться с этой идеей было сложно. Чтобы хоть чем-то помочь, я разработал памятку о том, как себя вести на загрязненной местности, рассказал о путях попадания радиации в организм. Также следили за полученной дозой излучения. Если у человека она достигала 25 рентген, то его откомандировывали к постоянному месту жительства. В это же время ликвидаторы приступили к выполнению следующей задачи, поставленной сверху, – созданию саркофага. Из Японии и Германии нам прислали в помощь роботов. Но из-за высокой радиации электроника и аккумуляторная система приходили в негодность моментально, так что пришлось еще придумывать, как этих роботов оттуда убирать. В итоге саркофаг строили обычные ребята-ликвидаторы. Помогали добровольцы.
.png)
